Недавний тренд – корпоративные венчурные фонды. Еще 5-6 лет назад у корпораций практически не было такого.Ну может 2-3 таких венчурных фонда было. Сейчас их 500-600 и каждый год количество увеличивается.
Мы приезжаем на конференцию, где собираются эти корпоративные венчурные фонды – все время новые лица, новые люди. Спрашиваем «В кого вы инвестируете?», а они отвечают: «еще не знаем, только смотрим».
А суть вот в чем. Компания Kodak когда-то была монополистом в фотоиндустрии: в Америке это было 99,9%, еще была Фуджи в Японии. Отличная компания, продавала все, прибыль миллиарды долларов – все классно. У них была маленькая лаборатория, в которой они сидели-творили. И вот в этой лаборатории они сотворили цифровой фотоаппарат. Прибежали к своим начальникам и говорят: «Смотри, что мы сделали, какая классная штука». А начальники ответили: «Вы с ума сошли? А как же наша пленка? Бумага? Вы хотите вот этой штукой убить весь наш рынок?!».
Лабораторию разогнали, ребята пошли работать кто-куда. Через 10 лет Корпорация Kodak прекратила свое существование.
И в индустрии это теперь называется “эффект Kodak”. Для венчурного инвестора кошмарный сон – пропустить какую-то компанию, которая выйдет в IPO или куда-то там взлетит. Не просто придет твой конкурент, которого ты уже знаешь. А придет какой-то мальчик, который уничтожит всю индустрию и на этом твоя компания закончится. И поэтому возникает такое сумасшествие, когда большие корпорации занимаются тем, что постоянно ищут и внедряют инновации-инновации-инновации.
Корпорации пытались создавать стартапы внутри себя, но это не работает. Потому что культура совсем другая. Да, у Google получается что-то делать, но в большинстве случаев это все-таки практически невозможно. Поэтому корпорации стали создавать свои корпоративные венчурные фонды.
Они говорят: “О, отличная идея! Наша цель – тоже зарабатывать деньги”. Но на самом деле это полная ерунда, им совершенно все равно. Главная цель – найти те самые идеи и те самых технологии, которые потом их убьют или каким-то образом помешают. И они инвестируют в эти компании. Иногда, чтобы их “убить”, но чаще скорее с целью интегрировать их в свои компании и дальше развиваться.
Такие инвестиции для корпорации с их прибылью – несущественное дело, по сравнению с риском. Поэтому в этом аспекте они деньги не считают.
Чем отличаются обычный и корпоративный венчурный фонды
У венчурного фонда есть инвесторы, так называемые лимитед партнеры. Партнеры с ограниченной ответственностью. Это могут быть огромные пенсионные фонды, это может быть тот же Стэнфордский университет. Это могут быть просто индивидуалы, которые грубо говоря «скинулись». Дальше есть менеджеры, которые, кстати, тоже часто являются инвесторами – соинвесторами. Эти менеджеры управляют.
Разница с корпоративным венчурным фондом в том, что в последнем есть только один инвестор в фонд – это сама корпорация. И такие корпоративные венчурные фонды запускают все больше и больше. Если 5-6 лет это были единицы, буквально меньше 10, то сейчас это 500-600 фондов.
Практически все большие компании приезжают в долину в поиске стартапов, которые могут как-то повлиять на их бизнес. Иногда для этой задачи нанимают менеджеров из других фондов.
Если стартап хороший, то за него идет борьба. Потому что стартапов много, а хороших стартапов очень мало. Это еще одна причина по которой принято, чтобы в стартап входило несколько фондов, как правило 2-3-4.
Здесь есть такое понятие “копитишн”: от “cooperation” (сотрудничество) и “competition”(соревнование). С одной стороны ты соревнуешься, но с другой стороны – сотрудничаешь. Все партнеры друг друга знают, они делятся сделками. Один получил сделку, может позвонить другому и сказать «давай вместе проинвестируем». Потому что у всех своя экспертиза, каждый может помочь чем-то своим.
За наставничество инвесторы почти ничего не получают. Они чаще всего глубоко вовлечены в компанию и берут небольшую часть в виде 1-2%. Как правило, поскольку у менторов есть деньги и они инвестируют в компании, то потом помогают этой компании как части своих инвестиций.
В целом здесь полная открытость: люди помогают друг другу абсолютно бесплатно. Ты можешь просто даже не то чтобы позвонить своему знакомому. А через знакомого найти какого-то эксперта по твоей теме, пригласить его на кофе и позадавать ему вопросы. И это абсолютно нормально. Потому что если он поможет тебе, то завтра так может случиться, что ты поможешь ему.
Например, тут компании и стартапы никогда не просят подписать договор о неразглашении NDA. Ни один инвестор, ни один потенциальный ментор не подпишет такое, потому что стартапов, которые к нему приходят – тонны. Все венчурные фонды, как правило, довольно маленькие. От 5 до 10, ну максимум 15 человек. И все эти люди сами занимаются сделками, сами их находят. Ну может быть один секретарь, чтобы календарь регулировать, 1-2 помощника. Но в целом, это люди, которые сами глубоко разбираются в теме, сами знают, что им нужно, сами охотятся за стартапами или если стартап к ним приходит, они сами хотят с ним работать.
Как работает венчурный фонд
Чаще всего в фонде 6-8 человек. Они инвестируют в 2-3, максимум 4-5 компании. Сначала просматривают около 1000-1500 сделок в год. По принципу воронки: 1000 компаний отсмотрели, часть отбрасывается на первом этапе, потому что полная фигня. Дальше более интересные варианты, которые уже более серьезно смотрят, потом встречаются со стартаперами. И на каждой стадии идет отсев. Это как устраиваться на работу. И в результате остается 2-4 компаний, в которые вкладывают деньги.
У нас была веселая история, когда несколько лет назад приехали представители “Роснано”. И мы их отвели в один из фондов, в котором 8 партнеров. Это один из крупнейших фондов, вот прям самый-самый. Был ланч, представитель Роснано рассказывал про фонд, сколько они сделок делают, сколько денег вкладывают: - Ну, например, 1000 сделок в год. А один из партнеров этого крупного американского фонда спрашивает: «Хорошо, а сколько у Вас человек?». Представитель Роснано гордо говорит: «450».
А партнеры фонда начинают хохотать, потому что их всего 8 человек и они рассматривают такое же количество сделок, как и те 450 и столько же практически денег инвестируют.
Это не для того, чтобы кого-то обидеть. Здесь совсем другая культура. В России если у тебя фонд, значит должно быть круто, много народу, все должны бегать, что-то делать. А тут наоборот – чем меньше народу, тем лучше. Потому что у них понятие прибыли очень развито. Все элементарно: зачем мне делить прибыль с большим количеством бездельников. Люди здесь четко считают продуктивность.
Даже если фонд уже знает в кого они проинвестируют, они все равно будут мониторить рынок и смотреть на все стартапы. Потому что самое страшное для них – пропустить какую-то компанию, которая повлияет на их бизнес. Есть очень успешные фонды, которые могут себе позволить у себя на сайте опубликовать список компаний или отраслей, в которые они не инвестируют.
Срок жизни фонда
Каждый год фонд набирает 3-5 новых компаний. Срок жизни фонда от 7 до 10 лет. Инвесторы, как правило, сидят в совете директоров. Невозможно сидеть в совете директоров всех стартапов, которые ты проинвестировал, потому что это реально серьезная работа. Поэтому повторяем: стартапов 2-3, максимум 5. Налажен постоянный контакт с компанией, фонд постоянно узнает, что происходит. Не то, чтобы инвестор руководит компанией или говорит основателю что делать. Ни в коем случае, но он очень помогает.
Почему жизнь фонда 10 лет? Рано или поздно компании умирают. Это естественный процесс, статистически нормальное дело. Если у тебя 10 компаний, несколько из них точно умрет, даже не переживай. 1-2 продадутся. Если одна выйдет на IPO или очень хорошо продастся, она сделает весь твой фонд и сделает прибыль фонда. Поэтому сначала инвестор начинает со всех, а потом фокусируется на какой-то одной-двух компаниях. Все свои силы в это вкладывает.
Компании на самом деле списывают направо и налево. Например, большие фонды типа Sequoia Capital даже смотреть не буду на стартапы, которые теоретически можно продать за 100 млн. Это для них потеря времени. Если компания не продастся за миллиард, то ее просто списывают и до свидания.
Если у тебя компания не удалась, это не значит что ты криминал какой-то совершил. У тебя конкуренция, мало ли, в жизни все происходит. За одного битого двух небитых дают. У Макса Левчина за спиной было 4 неудачных стартапа, когда в его PayPal проинвестировали. Инвесторы знали: он себе уже шишки набил за деньги кого-то другого.
В какие стартапы инвестируют фонды
Ивесторы – спецы в своей индустрии. Они очень хорошо знают что в ней происходит. Они уже все для себя изучили и как правило, при выборе работают две вещи.
Первое – когда они сами знают, кто им интересен. Они идут в эту компанию и говорят «давай мы тебя проинвестируем». Например, на конференциях присматриваются, но сразу денег не дают, а поддерживают связь, наблюдают за развитием. А когда компания подрастет, то к основателю уже приходят с предложением.
Второе – инвестируют в тех, с кем уже знакомы, с кем работали. Ты с человеком прошел огонь и воду, и медные трубы и знаешь – не получилось, но если человек приходит к тебе с новой идеей, ты в него проинвестируешь. Или в фонды часто приходят через кого-то, через портфельную компанию этого фонда. Если ко мне приходит основатель компании, которого я проинвестировала и говорит «посмотри на вот этот стартап». Даже вопросов нет, я буду очень серьезно на смотреть.
А если получу емейл от кого-то непонятного, то посмотрю, конечно, но вскользь, по диагонали. А если мне приведет в компанию тот, кого я знаю и кому доверяю, то я буду смотреть более серьезно.
Нет трендов, нет одной индустрии, в которую вкладывают все. Есть взять людей, которые инвестируют в блокчейн и криптовалюту, они скажут, что именно это является трендом. Возьмете другую компанию, они будут говорить так о своей отрасли. Каждый инвестирует в свое и каждый специализируется на своем.
Андрей Завьялов, один из основателей компании «Кнопка», рассказал, почему холократия – это не анархия и как компании, которая решает бухгалтерские и юридические задачи, удается использовать инструменты холократии в работе
.